Митрополит вениамин федченков об успении. Вениамин. Употребление имени Божия творит чудеса даже в мелочах

«У него была какая-то изумительная простота, таких простых людей надо с фонарем искать. Но с другой стороны, в этом было что-то замечательное. Я помню, как-то на Трехсвятительском подворье - я пришел почему-то поздно, и вижу: Владыка Вениамин лежит на каменном полу, завернувшись в свою черную монашескую мантию, даже без подушки, - просто лежит. Я ему говорю: «Владыка, что Вы здесь делаете?» - «Ты знаешь, я здесь спать устроился» - «Как, у Вас разве комнаты нет?» - «Знаешь что, сейчас на моей кровати спит один нищий, на матрасе другой, еще один спит на подушках, а еще другой - на моих одеялах. Так я здесь устроился, потому что в мантии моей мне тепло». (Митрополит Антоний Сурожский)

Митрополит Вениамин был великим молитвенником. Перед тем как принять какое-либо важное решение, он служил сорок литургий. Очевидцы примечали, что даже Имя Божие владыка не мог произносить без слез. Примечали и то, что старенький «чудаковатый» митрополит, который мог всерьез хлопотать о покупке самолета для нужд епархии, не совсем уж ради чудачества раздаривал своим прихожанам кому конфеты, а кому и луковицы, предуказывая одним радости, а другим слезы: видно, то был ему от Бога дар предвидения... Но главное в нем было - неизбывная любовь к пастве, к каждому человеку. Владыка не раз писал в своих книгах, что святые, стяжавшие от Господа дар любви, порой переставали замечать в людях зло. Сам он был той же породы людей Божиих и потому одинаково любил и ближних, и врагов, считая, что «нужно думать о спасении «врагов», а не о победе над ними», и нередко становился жертвой своей излишней доверчивости.

Судьба святителя удивительна. Будучи по воспитанию убежденным монархистом, который еще мальчиком со слезами бегал читать сводки об ухудшавшемся состоянии здоровья государя Александра III, считая богоборческую власть наказанием Божиим за грехи всех классов российского общества, возглавив военное духовенство Русской армии барона П. Н. Врангеля и эмигрировав вместе с нею за границу, владыка все же признал советскую власть и вернулся на Родину. Почему случилось именно так?

Святитель Божий вставал в ряды Белой армии именно как защитницы Православия, но скоро увидел, что вера у «лучших сынов России» весьма теплохладна и в конце концов даже снята со знамен белого движения. Он хотел быть вместе с народом, но оказалось, что ни у Врангеля, ни там, за границей, русского народа нет... Русский народ, пусть обманутый, пусть покоренный, остался в России и признал советскую власть. А всякая власть - от Бога. Это владыка понимал хорошо... И, может быть, Господь потому и попустил безбожникам полонить Русскую землю, чтобы излечить ее от теплохладности и разжечь в сердцах заблудившихся людей искру горячей, нелицемерной любви к своему Творцу и Спасителю? Неисповедимы судьбы Господни...

Вдобавок, оказавшись за границей, епископы-эмигранты почти сразу же продемонстрировали каноническое непослушание высшей церковной власти, остававшейся в России, принимая одни указы Патриарха Тихона и отвергая, как написанные под давлением безбожной власти, другие... 1927 год, в который вышла небезызвестная Декларация митрополита Сергия, был лишь удобным случаем для исполнения давнишнего желания эмигрировавшего епископата создать свое, самостоятельное церковное управление... Будучи воспитанным на понятиях нерушимости церковного послушания, митрополит Вениамин не мог смириться с таким положением вещей. Он и за границей остался верен Московской Патриархии.

Одному Богу известно, ценой каких мук далось святителю решение о возвращении на родину. Самым болезненным, самым трудным было примириться (не умом, а сердцем) с законностью царствования богоборческой власти на некогда Святой Руси... А что мог понять о России пользовавшийся непроверенными слухами и пропагандистскими публикациями эмигрант, к тому же отягощенный бездуховностью западного, чуждого ему мира?

Святитель был убежден, что советская власть была лучшим выходом, «счастьем» для России, что «не случайно (после недоразумений) сотрудничество Церкви с Советским Союзом, а искренно». Такое понимание российской действительности было у митрополита Вениамина выстраданным и нелицемерным. Впрочем, как бы там ни было, митрополит Вениамин никогда не жалел о своем решении возвратиться на родину. Жалел, что не сделал этого раньше... В 1958 году его отправили на покой в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь.

Будущий митрополит (в миру Иван Афанасьевич Федченков) родился 2 (15) сентября 1880 года в Кирсановском уезде Тамбовской губернии в семье дворового человека господ Баратынских (из бывших крепостных) и дочери дьячка. Родители употребили все усилия, чтобы дать детям образование.

Окончив духовное училище и Тамбовскую духовную семинарию первым учеником, Иван Федченков поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, где его духовником стал инспектор академии архимандрит (впоследствии архиепископ) Феофан (Быстров), оказавший огромное влияние на всю жизнь владыки как в России, так и в эмиграции.

В 1907 году студент последнего курса академии Иван Федченков принял монашество с именем Вениамин. Шаг этот, определивший всю его дальнейшую жизнь, оказался неожиданным для родных и не сразу был понят и принят ими. Родная мать новопостриженного инока, та, которую сам он называл святой за ее жертвенную любовь к ближним и глубокую веру, написала сыну исполненное горьких упреков письмо. Потом, конечно, поняла и смирилась и даже любила своего Ванюшу (а теперь уже инока Вениамина) больше всех детей, гордилась своим молитвенником.

При поступлении в академию, да и в первые годы учебы у самого Ивана тоже не было желания принимать постриг. Он, по его собственным словам, думал о белом священстве. И все же, выбирая свой путь, чутко прислушивался к голосу сердца, к указаниям горнего мира, незримого для обычного человека, но реального и незыблемого. Большое, если не сказать - решающее, значение имела для Ивана встреча на Валааме, где он посетил старца Иоанно-Предтеченского скита отца Никиту. Этот насельник «Северного Афона», монах-подвижник, «живой святой», долго беседовал с юношей и пророчески назвал его «владыкой».

Другой праведник - иеромонах Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры о. Исидор - также предсказал будущему митрополиту его жизненный путь. «Придется быть монахом», - так в простоте верующего сердца решил студент столичной духовной академии. Иноческий постриг был совершен 26 ноября 1907 года, 3 декабря инок Вениамин был рукоположен во иеродиакона, а 10-го стал иеромонахом.

Ученик высокопреосвященнейшего Вениамина епископ Феодор (Текучев), живший на покое в Псково-Печерском монастыре, вспоминал в 1966 году, в пятую годовщину со дня кончины своего наставника, еще об одном предсказании в жизни владыки. Молодой иеромонах Вениамин с одним из своих товарищей посетил болящую благочестивую старицу. При этом состоялся следующий диалог:

Кем мы будем? - спросил один из посетителей.

Ну разве я гадалка какая? Будете митрополитами... Да разве в этом дело?..

Помолитесь о грехах моих, Вениамин. - Вот это что и нужно, - отвечала старица.

В самом начале своего служения встречался о. Вениамин с великим праведником земли Русской отцом Иоанном Кронштадтским и даже сослужил ему во время совершения Божественной литургии. Нам не известно, удостоился ли он личной беседы с отцом Иоанном, - известно лишь, что святой беседовал с новоначальными иноками (о. Вениамин был в Кронштадте со своими товарищами по академии), укреплял и ободрял их. И, разумеется, встреча эта не прошла бесследно. На всю жизнь сохранил владыка Вениамин благоговейное отношение к памяти святого старца, часто обращался к его духовному наследию.

По окончании академии, в 1907–1908 годах, иеромонах Вениамин - профессорский стипендиат на кафедре библейской истории. Знаменательно, что в годы обучения будущего митрополита в Санкт-Петербургской духовной академии там ректорствовал архиепископ Сергий (Страгородский) - будущий Патриарх Московский и всея Руси, замечательный иерарх, оказывавший большое влияние на студентов, в том числе, безусловно, и на иеромонаха Вениамина. Более того, по-видимому, именно в академии возникли и укрепились теплые и доверительные отношения между ректором и студентом. Не случайно владыка Сергий в бытность свою архиепископом Финляндским сделал иеромонаха Вениамина своим личным секретарем. Верность своему владыке уже не иеромонах, а епископ Вениамин еще будет доказывать в условиях, нелегких для него; и все же останется верен и митрополиту Сергию, и Московской Патриархии.

Итак, в 1910–1911 годах иеромонах Вениамин - личный секретарь архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). С 1911 по 1913 год архимандрит Вениамин был ректором Таврической, а с 1913 по 1917-й - Тверской семинарии. В 1917–1918 годах он принимал участие в работе Поместного собора Российской Православной Церкви, будучи избран от младших клириков своей епархии. 19 февраля 1919 года состоялась его хиротония во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. При вручении жезла старший рукополагавший архиерей владыка Димитрий (Абашидзе) сказал: «Не бойся говорить правду пред кем бы то ни было, хотя бы это и был сам Патриарх или другие высокие в мире люди...» Владыка воспринял эти слова как свое послушание.

В 1920 году епископ Вениамин примкнул к белому движению, возглавив военное духовенство Русской армии барона П. Н. Врангеля. В ноябре того же года вместе с армией и беженцами покинул родину. За границей он некоторое время оставался епископом армии и флота, был членом Русского совета при Врангеле.

Епископ Вениамин стал одним из главных инициаторов создания временных органов Церковного управления заграничными приходами. В 1921 году из Константинополя это управление переместилось в Сербию, но вскоре (после Всезарубежного Церковного Собора 1921 года, признанного Патриархом Тихоном неканоничным) ВЦУ было упразднено, а управление европейскими приходами поручено митрополиту Евлогию (Георгиевскому).

В 1922 году святитель поселился в монастыре Петковице близ сербского города Шабацца. В 1923–24 годах он вновь викарный архиерей, окормляющий паству Карпатской Руси, входившей в состав Чехословакии.

Высланный из страны по решению чехословацких властей, он вернулся в Сербию, где взял под окормление воспитанников двух кадетских корпусов, возглавил пастырско-богословские курсы и стал настоятелем русской церкви.

В 1925–1927 и 1929–1931 годах епископ Вениамин был профессором и инспектором в Православном Богословском институте в Париже. Святитель ушел с поста возглавителя духовенства рассеянной по всему свету Белой армии.

В 1927 году, отслужив 40 литургий с целью вопрошения воли Божией, он подписал Декларацию митрополита Сергия.

В 1931 году в Париже собрался Епархиальный съезд духовенства и мирян, который принял решение о переходе митрополии митрополита Евлогия под юрисдикцию Вселенского Патриарха. Лишь один епископ - Вениамин - заявил о своей верности митрополиту Сергию (Страгородскому). После этого заявления он был вынужден оставить работу в Православном Богословском институте и из-за разделения с митрополитом Евлогием уже не мог служить в храме Сергиевского подворья.

Оказавшись без пристанища, владыка некоторое время скитался по знакомым, пока с группой единомышленных ему прихожан (человек двадцать или более) не организовал первый в Париже приход Московской Патриархии. По имени храма, расположенного в подвальном помещении на улице Петэль, главный приход которого был освящен во имя Трех Святителей - Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, - получило название и Трехсвятительское подворье. В верхнем его этаже размещалась типография во имя отца Иоанна Кронштадтского, где печатались как труды этого великого молитвенника Русской земли, так и произведения других авторов, в том числе епископа Вениамина: «Акафист трем святителям Христовым...», «Всемирный светильник преподобный Серафим Саровский», «Небо на земле»...

В 1933 году владыка Вениамин, уже в сане архиепископа, с благословения митрополита Сергия отправился с циклом лекций в США. Во время его пребывания там указом от 29 ноября он был назначен временным Американским Экзархом, архиепископом Алеутским и Северо-Американским. За 14 лет служения в Америке, к концу которого он удостоился принятия сана митрополита, святитель сумел «из ничего» создать 50 приходов, которыми он управлял с помощью трех викариев.

2 июля 1941 года митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин выступил с речью на грандиозном митинге в Нью-Йоркском Мэдисон-Сквер-гарден, произведя на собравшихся огромное впечатление: «Всякий знает, что момент наступил самый страшный и ответственный для всего мира. Можно и должно сказать, что от конца событий в России зависят судьбы мира... И потому нужно приветствовать намерение президента и других государственных мужей о сотрудничестве с Россией... Вся Русь встала!.. Не продадим совесть и Родину!» - эти слова, по свидетельству газет, буквально наэлектризовали многотысячную аудиторию. Патриотические чувства охватили массы русского населения в Америке. Митрополит Вениамин был избран почетным председателем Русско-Американского комитета помощи России и получил право в любое время суток входить с докладом к президенту США.

В январе - феврале 1945 года митрополит Вениамин впервые побывал на Родине, участвовал в Поместном Соборе Русской Православной Церкви в Москве. Там от имени епископов, клира и мирян Патриаршей Церкви в Америке, а также от имени пожелавших иметь общение с Московской Патриархией митрополита Евлогия (Георгиевского), его паствы и американских «феофиловцев» назвал кандидата в Патриархи - митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия.

В 1947 году святитель окончательно вернулся в Россию и был назначен на Рижскую и Латвийскую кафедру.

«Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях радуйтесь!» - такими словами он приветствовал свою новую паству на родине.

В 1951–1955 годах митрополит Вениамин управлял Ростовской епархией. В это время он встречается и поддерживает дружеское общение с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким) - исповедником, замечательным иерархом и ученым. Владыка Лука управлял в это время Симферопольской епархией.

Везде, где бы ни служил митрополит Вениамин, у него завязывались теплые отношения с паствой. Владыка хранил письма верующих, некоторые даже переписывал. Он ценил их как свидетельства «любви нелицемерной», бескорыстной привязанности.

Приближался вечер жизни, золотая осень святителя. Ему было уже семьдесят пять, когда в 1955 году он получил назначение на Саратовскую епархию. Уходили силы, владыка стал часто болеть, и в 1958 году, согласно прошению, митрополит Саратовский и Вольский Вениамин (Федченков) был удален на покой и поступил на жительство в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. Живя в уединении в обители, владыка предается молитве и размышлениям, много пишет. Иногда, если позволяют силы, совершает богослужения и произносит вдохновенные проповеди.

Когда митрополит Вениамин покидал в 1958 году свою последнюю архиерейскую кафедру, он писал одному из своих корреспондентов о том, что отправляется в Печоры и думает провести там оставшиеся два-три года. Больше он и не прожил. Скончался владыка 4 октября 1961 года - в день св. Димитрия Ростовского. Погребен в пещерах.

4 октября, в день его кончины, мы вспоминаем митрополита Вениамина (Федченкова; 1880-1961) - выдающегося иерарха Русской Православной Церкви, замечательного духовного писателя, составившего «галерею портретов» подвижников и неизвестных молитвенников Русской Православной Церкви целой эпохи.

Отец владыки Вениамина происходил из крепостных крестьян, мать была дочерью диакона. В семье Федченковых трое сыновей пошли по духовному пути: один стал священником, другой митрополитом, третий окончил духовную академию. Все они были ревностными молитвенниками.

Владыка Вениамин прожил долгую жизнь - 81 год. Господь судил ему проходить жизненное поприще в годы суровых испытаний, выпавших на долю нашей Церкви и Отечества.

Владыка встречался и беседовал с императором Николаем II и его супругой Александрой Федоровной, митрополитом Сергием (Страгородским), впоследствии Патриархом, митрополитом Антонием (Храповицким), архиепископом Феофаном (Быстровым), генералом П.Н. Врангелем, митрополитом Антонием (Сурожским). Трижды встречался со святым и праведным отцом Иоанном Кронштадтским, при этом один раз сослужил ему на Божественной Литургии. Был близок духовно с Оптинским старцем Нектарием и со святителем Лукой, архиепископом Симферопольским и Крымским.

По приглашению генерала П.Н. Врангеля возглавлял военное и морское духовенство Русской Армии Юга России, прошел вместе с ней путь до конца и вынужден был покинуть пределы Отечества в ноябре 1920 года. Жизнь свою за рубежом называл беженством, оплакивая вынужденную разлуку с родиной.

Жил в монастырях и преподавал в Православном богословском институте имени преподобного Сергия, подвизался в пустынном скиту святого Саввы Сербского, скитался, гонимый за преданность Матери-Церкви, служил в Париже наТрехсвятительском подворьеМосковского Патриархата, священники которого существовали исключительно на скудные пожертвования прихожан.

Митрополит Антоний Сурожский вспоминал: «Я помню, как-то на Трехсвятительском подворье я пришел почему-то поздно и вижу: владыка Вениамин лежит на каменном полу, завернувшись в свою черную монашескую мантию, даже без подушки, - просто лежит. Я ему говорю: “Владыка, что вы здесь делаете?” - “Ты знаешь, я здесь спать устроился”. - “Как, у вас разве комнаты нет?” - “Сейчас на моей кровати спит один нищий, на матрасе другой, еще один спит на подушках, а еще другой - на моих одеялах. Так я здесь устроился, потому что в мантии моей мне тепло”».

С 1933 года владыка Вениамин был назначен архиепископом Алеутским и Северо-Американским Московской Патриархии. Активно занимался сбором помощи для Красной армии, сражавшейся с фашизмом, был избран почетным председателем Русско-американского комитета помощи России и получил право беспрепятственного доступа с докладом к президенту США. Когда в 1948 году святитель вернулся на родину, он оставлял в Америке епархию, объединяющую 50 приходов Московской Патриархии, хотя до его служения здесь не было ни одного такого прихода.

На родине он служил митрополитом Рижским и Латвийским, управлял Ростовской епархией, был назначен на Саратовскую кафедру, где подвизался, не приспосабливаясь к новой власти, не заискивая перед могущественными уполномоченными.

Последние годы земной жизни владыка провел в Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре. 4 октября 1961 года, в день памяти святителя Димитрия Ростовского, он почил о Господе и был похоронен в Богом зданных пещерах монастыря. Место его погребения окружено почитанием братии и паломников.

Псково-Печерский монастырь готовит материалы для канонизации митрополита Вениамина (Федченкова).

Духовные наставления владыки Вениамина (Федченкова)

Высочайшее чудо - Сам Бог

Высочайшее чудо, прежде всего, Сам Бог. А после Бога все чудеса - малы и незначительны

«Высочайшее чудо, прежде всего, Сам Бог. А после Бога все чудеса - малы и незначительны».

«А где Господь, там чудеса не только возможны, но и необходимы».

«Премудрость Божия - мудрее нас!»

Только молись, только проси - и Он всё устроит

Ведь Бог только того и желает, чтобы давать, святить, спасать, избавлять нас!

«Ведь Бог только того и желает, чтобы давать, святить, спасать, избавлять нас! И притом Он всё это делает Сам, нам же остается лишь просить Его, молиться!»

«И даже от грешника не требуется в молитве ни подвигов особых, ни усиленной собственной борьбы, а лишь просить: оставь, прости, покрой!!! Разве одно лишь ставится условие - “как и мы прощаем”. А в прочих прошениях не ставится уже никаких наших дел. Только молись, только проси! И Он всё устроит…»

Молитва о хлебе насущном

«Даже и о “хлебе” позволено молиться, хотя и совсем не высоко это для верующего. Значит, и с нашими маленькими нуждами мы с надеждой можем прибегать к нашему Отцу. И потому, когда читаешь Молитву Господню, пусть в твое сердце войдет мирный дух, дух надежды, что Он всё слышит, что Он всё может, что Он всё хочет сделать нам благое».

«Когда, бывало, я читал Молитву Господню, то мне непонятно было: зачем нужно просить Бога о таком предмете, как насущный хлеб, ведь хлеб-то был в изобилии даже у любого нищего! В молодости я видел такого в моем округе: у него всегда были довольно полны два мешка - один для муки, другой для “кусков”, то есть для ломтей хлеба. И мне казалось, что чего-чего, а хлеба-то уже всегда всем хватит. Зачем же просить его у Бога: “даждь нам”? Прошло после этого много лет. Я жил тогда в Москве, будучи членом Церковного Собора. Началась революция. И нам не хватало простого хлеба! Тогда я был в Москве, и нам давали всего лишь по 1/8 фунта в день, да и тот был с кострикой. Однажды я шел по улице и увидел голодную, шатающуюся небольшую собаку: она беспомощно пошаталась-пошаталась и околела. Вот тогда я понял: да, и о хлебе насущном нужно молить и просить Бога! Иначе можно от голода погибнуть!»

Молись о ниспослании мира на душу

«Помыслы постоянно владеют нами. Одни - устраивают в нашей душе куплю-продажу, вносят в нее шум и смятение, как на рынке; другие - устраивают собрания и совещания, вносят те или другие рассеяния. Третий разряд мыслей - вбежавшие случайно, незаметно. Все эти мысли нужно изгнать. Проверить себя нужно, верны ли мы Христу, не оскорбили ли Его, не ушли ли от Него».

Ничто так благотворно не действует на душу, как мирное состояние. Врагу спасения оно особенно досадительно

«Ничто так благотворно не действует на душу, как мирное состояние. Врагу спасения оно особенно досадительно, ему всячески хочется нарушить его, вывести человека из мирного устроения, ввести ссоры, злобу, досаду, ропот. Оттого, молясь о ниспослании мира на душу, чувствуй себя, как дощечка среди бушующих волн, почувствуй свою беспомощность и проси помощи у Господа».

«Человека ничто не может удовлетворить, кроме любви к Богу».

Употребление имени Божия творит чудеса даже в мелочах

«Как то, выходя на Литургию, мы забыли взять ключ и захлопнули за собою дверь; она механически заперлась, и чтобы ее отворить, нужен был особый винтовой ключ. После Литургии рассказали эконому отцу Макарию о нашей оплошности. Ничего не сказав, он взял связку ключей и пошел к нашему жилищу, поднял с полу тоненькую хворостинку, отломил от нее кусок, приложил к сердечку ключа и стал вертеть… Но сколько мы ни трудились, было напрасно: ключ беспомощно кружился, не вытягивая запора. “Батюшка, - говорю я ему, - вы, видно, слишком тоненькую вложили хворостинку! Возьмите потолще, тогда туже будет!” Он чуточку помолчал, а потом ответил: “Нет, это не от этого… А от того, что я без молитвы начал”. И тут же истово перекрестился, произнося молитву Иисусову: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного”. Начал снова крутить с тою же хворостинкою, и замок сразу отперся. После я и на своем, и на чужом опыте много раз проверял, что употребление имени Божия творит чудеса даже в мелочах».

В грехах наших повинны мы все друг перед другом

Грехи смиряют человека. Это общеизвестный факт. Особенно смиряется человек, когда чем-нибудь возгордится

«Грехи вообще смиряют человека. Это общеизвестный факт. Особенно смиряется человек, когда чем-нибудь возгордится. Угодники Божии об этом говорят единогласно. И чтобы смирить эту безумную гордыню, Господь и попускает человеку впадать в грехи, оставляя его Своею благодатию. Всякому падению, говорится в Ветхом Завете, предшествует гордость. А когда смирит тебя Господь грехом - уже не до гордости!»

«В грехах наших повинны мы все друг перед другом. Как в океане бурные волны проходят тысячи километров и докатываются чуть заметным волнением до другого берега, так бывает и в нашей жизни: грех, сделанный одним человеком, не остается без влияния и на других. Недаром один писатель сказал крылатую фразу: все за всех виноваты!»

«Святая красота (подлинная) привлекательна и для злых натур. А греховного или подделывающегося человека не любят и единомысленники его».

Литургия - окно, прорубленное Господом в грешном мире

В Божественной Литургии Господь берет нас в Свои объятия

«Как мать иногда ведет дитя за руку, иногда сидит около него и наблюдает за ним, а иногда берет в свои объятия его, ласкает, лелеет и питает, так и Господь во всех службах церковных и в домашней молитве как бы держит нас за руку, наблюдает за нами издали, а в Божественной Литургии Он берет нас в Свои объятия, сажает нас с Собой за стол и питает нас от Своей трапезы».

«Во всех службах, кроме Литургии, мы говорим с Господом как бы по телефону, а в Божественной Литургии мы говорим с Господом лицом к лицу, мы как бы непосредственно говорим Ему свои нужды, лично благодарим и молимся Ему. Оттого молитва за Божественной Литургией действенней, чем за какой-нибудь другой службой».

«Божественная Литургия - окно, прорубленное Господом в грешном, неверующем, прелюбодейном мире, в которое входит свежий воздух. Не будь этого окна, верующие задохнулись бы».

«Святые отцы знали великую силу Божественной Литургии и исповедовали свое благоговение перед нею. Батюшка преподобный Серафим, когда ему сказали, что трудно ему, больному, ходить к Литургии, отвечал: “Да я на четвереньках приползу, если уж совсем не будет сил ходить”».

Нужно притекать к Источнику утешения

Если человек ощущает страдания, то ищи радости в Приобщении Святых Христовых Таин

«В молитвах есть указание на то, чтобы Причащение было в избавление от скорби. Как это? В самом простом и прямом смысле: если на душе есть какая-либо грусть, мука, томление, беда, ожидание несчастья и тому подобное, то нужно притекать к Источнику утешения, к Духу Утешителю, к “Богу утешения”, что больше всего подается в Святом Причащении. Пусть эта скорбь не связана даже со грехами, с сокрушением, пусть даже источник ее не в нас, а в других, но если человек ощущает страдания, то ищи радости в Приобщении».

А кто Бога-то видел?

«В семинарии был такой случай. Один из товарищей, Миша Троицкий, никогда не отличавшийся дотоле вольностью мыслей, вдруг выпалил: “А кто Бога-то видел?” Мы или не хотели спорить, даже не любили таких болтунов, или же не сумели возразить ему - и молчали. Здесь же присутствовал помощник эконома по имени Василий. Видя наше молчание, он обратился к Мише с вопросом: “Барин!” (Так называли почему-то нас тогда служители.) - “Что?” - “Так вы говорите, что коли Бога не видели, так уж и нет Его?” - “Ну да!” - “А вы мою бабку видели?” - “Н-не-е-т”, - робея, ответил Троицкий, чувствуя западню какую-то. - “Ну вот! А она и по сию пору жива!” Общий довольный смех был ответом молодцу Василию. А Миша конфузливо так и не мог сказать больше ни слова. Случай этот слишком прост и, вероятно, покажется слишком вульгарным, элементарным. Это - верно. Но могу уверять, что тысячи таких Мишей - маленьких и больших - путаются в подобных детских недоумениях, не зная, как справиться с ними. А рабочий Василий справился. Хороший и разумный был человек!»

И вдруг потолок над мальчиком исчез. Воссиял свет. И явился Христос

«В одной семье была строгая-престрогая мать. У нее было два мальчика, может быть, лет по восьми-десяти. У матери на косяке всегда висел кнут - для наказания ребят. Как-то дети расшалились, и старший разбил лампу - или только стекло… Спрятать беду уж некуда. Тут вошла в избу мать и, конечно, сразу увидела следы шалости. “Кто разбил лампу?” - спрашивает она сурово. Младший вдруг говорит: “Я!” Мать сняла кнут и жестоко отхлестала его. А старший брат с ужасом и удивлением смотрит, как мать бьет неповинного брата. Мальчик полез на печь - утешительницу всех несчастных. И вдруг потолок над ним исчез. Воссиял свет. И явился Христос. Далее не припоминаю, что Он сказал ребенку в похвалу за самоотверженное страдание за брата. Но только мальчик тогда же дал обет: уйти на Афон в монастырь. И когда вырос, так и сделал. Потом был там игуменом и сам рассказывал о видении. А я теперь записываю - для тех, кто спрашивает: “А кто Бога видел?”»

Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!

Подготовила Ольга Рожнёва

Саратовская епархия стала последним местом служения Владыки. Он был назначен на Саратовскую кафедру в конце 1955-го, а в 1958-м ушел на покой, поселился в Псково-Печерском монастыре и полностью отдался писательскому труду, привел в порядок разрозненные рукописи. Его наследие составило 18 тысяч машинописных страниц. Значительная его часть - воспоминания о тех, с кем довелось встретиться, о праведниках - не только священниках, монахах исключительных дарований и высокой жизни, но и о «маленьких праведниках» - людях самых простых. О ком бы ни писал Владыка, его воспоминания полны самой искренней любви: Господь наградил его редким даром видеть в людях самое хорошее и святое. Попробуем и мы рассказать о жизни Владыки Вениамина, прежде всего, на основании его собственных книг, того, что рассказал о себе и окружавших его людях этот человек Божий.

Незаметная самоотверженность

Будущий Владыка, в миру Иван Афанасьевич Федченков, родился 2(15) сентября 1880 года в Кирсановском уезде Тамбовской губернии. Не раз в своих книгах он возвращается к своему детству, к своим родителям: «Они достойны того, чтобы сын их благодарно вспомнил их. Потому ведь я и могу писать, что они с трудом дали шести детям, в частности мне, образование» .

Отец, Афанасий Иванович Федченков, родился крепостным. Затем многие годы служил конторщиком, управляющим имением у господ Боратынских, хотя быт его семьи почти ничем не отличался от обычного крестьянского быта. Мать, Наталья Николаевна, вела хозяйство. Их «рабочий день», как сейчас принято говорить, начинался в 3 часа утра и продолжался не менее 15-17 часов (он описан подробно в главе «Посвящается моим родителям» в книге «Записки архиерея»). Жизнь родителей Владыки - настоящий подвиг самоотвержения, но сами они вряд ли задумывались об этом...

Семья Федченковых дала своим детям не только образование, но и веру. Три брата - Иван, Сергей, Александр - закончили духовные школы. Владыка вспоминает, что мать всю жизнь «понедельничала» за детей - взяла на себя подвиг дополнительного поста для их благополучия и несла его незаметно для всех. Она рассказывала сыну, что он остался жить по милости Божией: «Когда мне было около года, я заболел воспалением легких. Надежды на выздоровление не было. Тогда мама дала обет сходить пешком поклониться мощам святителя Митрофания Воронежского. Я поправился. Мама обет свой исполнила» .

О том, что произошло в Воронеже, мать рассказала только перед смертью сестре Владыки, а та написала ему в письме: «Мать стояла в храме на коленях, а ты был около нее. В это время проходил мимо старец схимонах. Он взял тебя на руки, благословил и сказал маме: ?Мать! Это будет духовный светильник!?. Прости, что я написала тебе об этом. Но ты, по своему смирению, прими это с любовью и кротко!» .

Уроки на всю жизнь

Окончив в Тамбове духовное училище и семинарию, в 1903 году Иван Федченков стал студентом Санкт-Петербургской Духовной Академии. «Теперь, после потрясений революции, принято у многих хвалить прошлое. Да, было много прекрасного. Но вот беда: мы сами не хотели замечать его» ,- пишет Владыка Вениамин. Вспоминая годы учебы, он говорит о том духовном оскудении, которое было характерно для предреволюционной России и особенно остро ощущалось в духовных школах: «Нужно сознаться, что внешность религиозная у нас продолжала быть еще блестящей, но дух очень ослабел. И?духовные? сделались мирскими. <...> Лекциями интересовались очень мало: ходили лишь по 2-3 ?дежурных? для записи за профессорами и чтобы не было полной пустоты в аудиториях. Службы тоже посещали по желанию. <...> Совершенно не нужно думать, что духовные школы были питомниками отступников, безбожников, ренегатов. Таких были тоже единицы. И они опасались даже перед товарищами показывать свой атеизм, ибо все мы хорошо знали друг друга и не придавали никакой серьезной цены этим атеистам. Но гораздо опаснее был внутренний враг: религиозное равнодушие. Большинство из нас учились не для священства, а чтобы получить места преподавателей, иногда - чиновников, и лишь 10 процентов шли в пастырство, то есть на 50-60 человек курса каких-то 5-6 человек» .

В Петербурге духовником Ивана Федченкова стал инспектор Академии архимандрит Феофан (Быстров) , оказавший огромное влияние на всю его жизнь. Глубокая образованность, а главное - всецелая погруженность во внутреннюю, духовную жизнь, истинно иноческий облик отца инспектора привлекали к нему сердца студентов. Вокруг него постепенно образовался небольшой кружок: раз в неделю члены кружка (его назвали «Златоустовским») собирались для чтения святых отцов, обсуждали прочитанное, а затем, в заключение, говорил отец Феофан - и его суждения были так глубоки и интересны, что, как вспоминал Владыка, один из товарищей его потирал незаметно свои руки - от восхищения. «Он - как никто другой из современников - знал святоотеческую литературу... Особенно он любил, кажется, творения Епископа Игнатия (Брянчанинова). Это объясняется, вероятно, тем, что оба они искали основания для веры. Таким Епископ Игнатий нашел творения святых отцов, вследствие их единства; а это единство объяснял он Единым Духом Святым, воодушевлявшим их. Здесь - истина!» .

Видимо, под влиянием архимандрита Феофана Иван Федченков начинает серьезно задумываться не только о пастырстве, но и о монашестве. По совету духовника он посещает монастыри и современных ему подвижников: отца Иоанна Кронштадтского, схимонаха Никиту в Иоанно-Предтеченском скиту на Валааме, иеромонаха Исидора - старца Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры.

Рассказывая о «всероссийском светильнике» отце Иоанне Кронштадтском, будущий Владыка свидетельствует: общее религиозное охлаждение было таково, что ни профессора, ни студенты Академии, ни большая часть столичного духовенства нисколько им не интересовались. Только так называемый простой народ «тысячами и за тысячи верст и шел, и ехал, и плыл в Кронштадт»...

Потрясенный пламенной верой и служением отца Иоанна, будущий Владыка несколько раз приезжал к нему в студенческие годы, последний раз - уже будучи в сане иеромонаха, незадолго до кончины отца Иоанна, сослужил ему за Божественной литургией.

«...Я задал ему такой вопрос:

Батюшка! Скажите, откуда у вас такая горячая вера?

Вера? - переспросил он и на минуту задумался. Потом с твердой ясностью ответил: - Я жил в Церкви!

Эти слова о значении Церкви врезались в память мою на всю жизнь» .

Еще один жизненно важный урок - деятельного исполнения заповедей - в свои студенческие годы Иван Федченков получил от Гефсиманского старца Исидора (он был «сама любовь», «как солнце теплое»). Ответив на вопрос о будущем монашестве («Придет время, тебя все равно не удержишь»), отец Исидор поручил тогдашнему студенту-академику заботу о неком безруком инвалиде: «?Как-нибудь уже старайтесь, хлопочите... во спасение обоих...?. И еще одиннадцать лет пришлось мне?стараться?» . Безрукий-то обладал весьма непростым, как говорит Владыка,- отчаянным характером...

«Так мало-помалу раскрывался ответ о. Исидора о моем монашестве: я думал преимущественно о форме, а он - о духе; я полагал, что вот примешь постриг, наденешь иноческие одеяния, и будто главное уже сделано. <...> Человек, пробующий исполнять заповеди Божии, увидит сначала САМОГО СЕБЯ, свои немощи, свое несовершенство, грехи свои, развращенность воли своей, до самых тайников души. Вот что значит: заповедь Господня?просветит очи?» .

Иван Федченков принял иноческий постриг с именем Вениамин в честь святого мученика диакона Вениамина (память 12 октября и 31 марта), на последнем курсе Академии, 26 ноября 1907 года, в канун празднования в честь иконы Божией Матери «Знамение». Пострижение совершил архимандрит Феофан (Быстров). 3 декабря того же года монах Вениамин был рукоположен во иеродиакона, а 10 декабря в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялось его рукоположение в сан иеромонаха.

После окончания Академии в 1907 году иеромонах Вениамин был оставлен профессорским стипендиатом на кафедре Библейской истории. В 1910-1911 годах он служил личным секретарем архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) - будущего Патриарха. С 1911 года, уже будучи возведенным в сан архимандрита, занимал должность ректора Таврической семинарии, а с 1913 по 1917 год трудился на посту ректора семинарии в Твери.

Казалось бы, на всю жизнь определен путь «ученого монашества». Однако и в это время для отца Вениамина не прекращается поиск направления духовной жизни, ее опытного познания. В эти годы он посещает Оптину, Зосимову пустынь, подолгу живет в монастырях, исповедуется у старцев, часто понимая при этом, что ему довелось встретиться со святыми людьми.

Примечателен запомнившийся ему первый разговор с настоятелем Зосимовой пустыни схиигуменом Германом (Гомзиным): «Среди вопросов он задал и такой: ?Что вы будете преподавать в Академии??. Я начал с более невинного предмета: ?Гомилетику? (учение о проповедничестве).

А еще? - точно следователь на допросе, спрашивал он.

Я уже затруднялся ответить сразу.

Пастырское богословие,- говорю. А самому стыдно стало, что я взял на себя такой предмет, как учить студентов быть хорошими пастырями.

А еще? - точно провидел он и третий предмет.

Я уже совсем замялся.

Аскетику,- тихо проговорил я, опустивши глаза...

Аскетику... Науку о духовной жизни... Легко сказать! Я, духовный младенец, приехавший сюда за разрешением собственной запутанности, учу других, как правильно жить... Стыдно было...» .

Напрямую и прикровенно старцы предсказывали отцу Вениамину и будущее архиерейство, и жизнь, полную скорбей. А он сохранял их уроки, многократно вспоминая их и в различных жизненных ситуациях, и возвращаясь к ним в своих записках.

«Скорби терпите, скорби терпите! Без терпения нет спасения!» (схимонах Никита)

«Смирения, самоукорения да простоты держитесь!» (схиигумен Герман)

«Примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то, как бы трудно или даже как бы высоко ни казалось это вам,- не отказывайтесь. Бог за послушание поможет!» (преподобный Нектарий Оптинский)

На рубеже двух эпох

События февраля 1917 года застали архимандрита Вениамина в Твери. В своих воспоминаниях он не проводит границы между двумя русскими революциями, очевидцем которых стал, и рассказывает, что Февральская не была «бескровной революцией», как ее принято называть.

На Епархиальном съезде в Твери отец Вениамин был избран членом Поместного Собора Православной Российской Церкви и встретил октябрьский переворот в Москве. Соборные заседания проходили в Епархиальном доме в Лиховом переулке, а участвовавшие в нем архиереи и священнослужители жили в самом центре боев - в Кремле, несколько раз переходившем из рук в руки сражающихся сторон. Архимандрит Вениамин был сторонником восстановления патриаршества, участвовал в избрании на Патриарший престол святителя Тихона (†1925), которого глубоко почитал всю свою жизнь.

Революционным событиям, Белому движению, отчасти жизни в эмиграции посвящена книга воспоминаний митрополита Вениамина «На рубеже двух эпох». С одной стороны, это книга-свидетельство: «Пишу лишь о моих личных переживаниях и наблюдениях»; с другой - это попытка ответить на вопросы, к которым приступали многие мыслители - писатели, историки, политики, философы: что случилось с Россией, почему стали возможными страшные события ХХ века.

Владыка Вениамин тоже ищет ответы, исходя из собственного жизненного опыта. Вот детские годы - и ощущение, что «мирно жил народ», «безропотлив был наш народ». Уже в семинарии столкнулся он с «подпольной революционной организацией», даже читал запрещенные книги - но не лежала к ним душа.

Приводя многие примеры из жизни, приходит Владыка к такому выводу: помещичий и богатый класс жил совершенно обособленной от народа жизнью, либералы-земцы еще дальше были от народного сердца, чем даже иные крепостные господа; богатство ставило стену между народом и купечеством. Этот разрыв между правящими классами и простым народом к началу ХХ века стал таким непреодолимо глубоким, что «не случайно произошла революция. Это не?бунт презренной черни?, как любят иногда ссылаться правые деятели на Пушкина... Всему мера, и она переполнилась, вероятно...» .

Особо отмечает Владыка, что в высших кругах российского общества к началу ХХ века связь с Церковью была утеряна. Но, вот парадокс, даже в революционном народе сохранялись остатки самой простой веры.

Картинка из жизни: 1917 год, Харьков, на глазах большого количества людей какой-то солдат лезет на крышу сбивать царский герб: «...Не спеша снимает военную фуражку, истово кладет на себя три креста, покрывает голову, берет обеими руками дубину и двумя-тремя ловкими ударами сбивает и корону, и головы орла».- «...Что же это за загадка - этот русский и украинский человек? И царя свергает, и Богу молится» .

Осенью 1917 года архимандрит Вениамин был избран на должность ректора Таврической Духовной семинарии. 10 февраля 1919 года, согласно постановлению Священного Синода Украинской Автономной Церкви, он был хиротонисан во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. Хиротония состоялась в Покровском соборе Севастополя, ее возглавил архиепископ Димитрий (Абашидзе). Вручая новохиротонисанному архиерею архипастырский жезл, Владыка Димитрий сказал ему:

Ты принял апостольское служение. И вот тебе завещание: не бойся говорить правду пред кем бы то ни было, хотя бы то был и сам Патриарх или другие высокие в мире люди .

Владыка Вениамин воспринял это наставление как слово Божие.

А накануне «походная» всенощная служилась в вагоне специального поезда, по случаю чего один из ее участников, епископ Гавриил Челябинский, с улыбкой сказал:

Ну, новонареченный святитель! Если ты начинаешь свое архиерейство с путешествия, то, видно, ходить тебе не переходить, ездить не переездить! .

И это слово, признает Владыка, стало пророческим.

Белая гвардия

К началу 1920 года Белая армия потерпела почти полное поражение, несколько десятков тысяч воинов оставались в Крыму - до этого крошечного полуострова сузилась для них Россия. Владыка рассказывает о героизме почти отчаявшихся людей. Навсегда осталась в его сердце кучка совсем юных ребят, «безусых аристократов», которая, греясь ночью у костра возле Перекопского вала, спрашивала его с грустью:

Батюшка, неужели мы не победим? Ведь мы же за Бога и за Родину!

И в то же время, попав в гущу военной среды, Владыка не просто глубоко разочаровался, но даже был потрясен вскрывшейся перед ним картиной. Его возмущают бессмысленные расстрелы и «молебны с шомполами» (когда сразу после молебна о даровании победы Белой армии проводятся показательные наказания людей, заподозренных в симпатиях к красным). Он с болью пишет о разложении, мародерстве и стяжательстве, о случаях, когда вещи, предназначенные для тяжелораненых бойцов, на следующий же день оказывались на городских рынках. Но более всего он потрясен неверием русских офицеров, матерщиной и богохульствами, которые он от них слышит. Вспоминаются ему спокойные насмешливые слова внешне благочестивого офицера с золотистой бородкой:

Где же нам, маленьким бесенятам, победить больших бесов - большевиков .

Однажды к нему пришел человек (он оказался членом знаменитой семьи меценатов-старообрядцев Рябушинских) и заплакал:

Владыка святой! Мы такие же большевики, как и они! Только они - красные большевики, а мы - белые большевики!

Спустя несколько лет Владыка запишет: «...В нашей революции есть Промысл Божий - отчасти уже понятный, а еще больше пока не вскрывшийся... И уже поэтому мы должны принять эту власть, а не только потому, что она принята и народом». Эта позиция была очень схожей с позицией Патриарха Тихона.

«Не будем винить, а лишь поймем всё » . Эта фраза очень характерна для Владыки Вениамина, который, кажется, никогда и никого не осуждал . И этого, кстати, одинаково не могли ему простить в дальнейшем ни в советской России, ни в крайне политизированных эмигрантских кругах за рубежом.

«Лишь от Господа нужно ждать оправдания»

В ноябре 1920 года вместе с остатками Белой армии Владыка Вениамин надолго покидает Россию.

Проживая в 1920-1921 годах в Болгарии и оставаясь епископом эмигрировавшей армии, он возглавил комиссию по организации церковной жизни русского Зарубежья. Под его председательством в Константинополе прошел «епархиальный съезд», подготовивший Карловацкий собор, состоявшийся в ноябре 1921 года под председательством митрополита Антония (Храповицкого, +1936). Однако Владыка всегда стремился к единству Русской Церкви, и когда в Карловцы поступил Указ Святейшего Патриарха Тихона об упразднении Карловацкого Всезаграничного Высшего церковного управления (№ 347 от 5 мая 1922 года), епископ Вениамин (единственный из состава ВЦУ) принял указ к исполнению и удалился в монастырь Петковица в Сербии.

В 1925 году в Париже митрополитом Евлогием (Георгиевским) был основан Православный богословский институт имени преподобного Сергия Радонежского, и епископу Вениамину предложили занять в нем должность инспектора и преподавателя. В 1925-27 и 1929-31 годах он ведет педагогическую деятельность и служит на Сергиевском подворье, где в то время совершались уставные богослужения, близкие к монастырским.

В 1927 году Владыка предпринимает первую попытку вернуться на Родину. Он рассказывает об этом так: «Это желание и мысль сложились давно, сразу после Карловацкого собора. Я тогда почувствовал себя чужим для эмиграции... Потом начались церковные споры между Антонием и Евлогием, это еще сильнее увеличило мою тягу?домой?, прочь от этих бесконечных групповых политических дрязг» .

Одним из условий, при которых в то время можно было получить въездную визу в России, было письменное осуждение Белого движения. Этот пункт анкеты Владыка отказался заполнять. Несмотря на это, советское посольство было готово предоставить ему право на въезд. Владыка остался за границей по личной просьбе митрополита Евлогия и долго сожалел об этом: «Одно лишь успокаивает, что я это сделал ради упоминания имени Божия да исполнил мольбу старшего. По нашему учению, из послушания не выйдет дурного» .

Еще один сильнейший кризис произошел в жизни Владыки после получения эмиграцией документа, известного как «Декларация» митрополита Сергия (Страгородского) (ее полное название - «Послание Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия и Временного при нем Патриаршего Священного Синода об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти» от 29 июля 1927 года). Несмотря на то что сегодня доподлинно известно, что «Декларация» была принята под сильнейшим давлением властей, поставивших подписание этого документа условием легального существования Православной Церкви в СССР, о нем не прекращаются споры и сейчас. Эмиграция была им возмущена: митрополита Сергия обвиняли (и обвиняют до сих пор) в сотрудничестве с безбожниками, в предательстве интересов верующих.

Этот кризис в своей жизни Владыка Вениамин (Федченков) разрешил так же, как многие другие в своей жизни. Обладая духом глубокой церковности и горячей любовью к Богу, в трудные моменты жизни он служил «сорокоуст» - сорок литургий, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит в его душе. Свои мысли он заносил в дневник, опубликованный под названием «Святый сорокоуст. Мысли по поводу указов Митрополита Сергия». Вот строки из него:

«Ныне впервые почувствовал сердцем, что в принятом мною важном решении есть смирение ... А обратное решение (в той или иной редакции) было бы не смиренно...».

«И Митрополиту Сергию больно, вероятно... А нужно молча переносить это поношение от родных (?по плоти?), но не родственных еще по духу детей. Лишь от Господа нужно ждать оправдания, да история, может быть, со временем скажет свое слово правды...».

Но наше дело духовенства - думать, хотя бы об одной душе народа... А все прочее предоставить на волю Божию - и самый народ с его властью».

«Вот мы все из своего ума выдумываем, а слова Божия не читаем. Оно не только нужнее и сильнее всяких книг и мыслей наших, но и как меч рассекает, все ясно отделяя ложь от истины».

«Пронизали меня мысли о пути спасения других людей: нет, ни борьбою, ни обличением, ни холодным уходом (это тоже вид вражды) не спасти никого... А только смирением себя и самоотверженной любовью и другою - христианскою любовью! Любовь - лишь творческое начало!..

А как это трудно!.. Но и сладко!.. И перенес я этот частный случай на вопрос об отношении к моему вопросу: НУЖНА ЛЮБОВЬ СПАСАЮЩАЯ. Нужна и к той и к другой стороне , иначе странно было бы: одним помогать, а другим вредить... Но как же это соединить?».

Трехсвятительское подворье

В 1931 году в Париже собрался епархиальный съезд духовенства и мирян, который принял решение о переходе митрополии митрополита Евлогия в юрисдикцию Вселенского Патриарха. И снова епископ Вениамин (Федченков), единственный из архиереев, заявил о своей верности митрополиту Сергию (Страгородскому) и Церкви страдающего Отечества. К нему примкнули два иеромонаха: Феодор (Текучев) и Стефан (Светозаров). После этого заявления Владыка вынужден был оставить работу в Православном Богословском институте и из-за разделения с митрополитом Евлогием уже не смог служить в храме Сергиевского подворья.

Эмигрантская пресса кричала: епископ Вениамин - хамелеон, изменник, сторонник сатанистов и сатанинской власти, «неужели на этот вызов наше беженство ничего не ответит?». И беженство ответило. Оказавшись без пристанища, Владыка переживает крайне тяжелое время: ему приходилось ночевать у знакомых и незнакомых людей, практически голодать и даже, по рассказам, подметать улицы, но главное - переносить страшные оскорбления и насмешки от своих родных, русских, православных людей, таких же изгнанников, как и он сам.

Почему же при такой травле он не остался совершенно одиноким, почему люди продолжали верить ему? Из воспоминаний Н.М. Зернова, который познакомился с Владыкой Вениамином в Константинополе: «Только раз в моей жизни я встретил человека, которому я готов был дать себя всецело на послушание. <...> Вера у него была подлинная, всецелая. Может быть, самым большим его даром была пастырская ревность о людях. Он умел с теплым личным вниманием встречать человека и принимать нужды других в свое горячее сердце» .

В том же 1931 году вместе с группой единомышленных ему прихожан (около 20 человек) Владыка смог организовать первый в Париже приход Московской Патриархии. На средства, пожертвованные одной прихожанкой, община смогла арендовать подземный гараж на улице Петэль (rue Petel). В полуподвальном помещении был обустроен храм во имя святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, возникло Патриаршее Трехсвятительское подворье с типографией.

Предоставим слово свидетелю событий тех лет - митрополиту Антонию Сурожскому, который пришел на подворье восемнадцатилетним молодым человеком: «Я помню, как-то на Трехсвятительском подворье - я пришел почему-то поздно, и вижу: Владыка Вениамин лежит на каменном полу, завернувшись в свою черную монашескую мантию, даже без подушки,- просто лежит. Я ему говорю: "Владыка, что Вы здесь делаете?".- "Ты знаешь, я здесь спать устроился".- "Как, у Вас разве комнаты нет?".- "Знаешь что, сейчас на моей кровати спит один нищий, на матрасе другой, еще один спит на подушках, а еще другой - на моих одеялах. Так я здесь устроился, потому что в мантии моей мне тепло".

Вот это для него типично. В это время действительно было голодно. На Трехсвятительском подворье в то время было пять человек, кажется, священников. Они ели только то, что прихожане оставляли в картонке у дверей. Денег никаких не было. Но Владыка Вениамин умел вдохновить всю службу, вот так ее к небу возносить. Это все, что я могу о нем сказать, потому что это единственное, чем он для меня памятен: своим лежанием на каменном полу и возношением богослужения к небу. И цельностью, хотя и с изрядной долей наивности» .

В Америке

В мае 1933 года Владыка Вениамин, уже в сане архиепископа, выехал в Америку, где должен был прочитать цикл лекций о Русской Православной Церкви. В то же время Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) дал ему поручение выяснить позицию митрополита Платона (Рождественского) по отношению к Московской Патриархии. Вскоре митрополит Платон самочинно провозгласил свой Митрополичий округ автономным, тем самым уклонившись в раскол, и 22 ноября 1933 года Владыка Вениамин был назначен архиепископом Алеутским и Северо-Американским с оставлением экзархом Московской Патриархии в Америке.

И снова, как несколькими годами раньше во Франции, архиепископ Вениамин оказался в крайне тяжелом положении: он был экзархом без экзархата, архипастырем без паствы. Подавляющее большинство клира и мирян поддержало митрополита Платона. Причиной тому, в первую очередь, было крайнее неприятие паствой - эмигрантами первой волны - всего, что связано с Советским Союзом, в том числе Патриаршей Церкви. Газеты писали: «Теперь уже нет никаких сомнений, что приехавший в Нью-Йорк еп. Вениамин... ловкий советский агент-пропагандист, темной рукой переброшенный из Парижа в Америку для того, чтобы усилить и без того бешеный кадр сторонников признания советской России» . Накал страстей был таким, что однажды после собрания для безопасности Владыке предложили выйти через запасной выход, но он решил идти, как и входил, через главный. Кто-то бросил в него окурок, послышались оскорбительные выкрики... Однако Владыка неизменно сохранял доброжелательность и невозмутимость, смирение - и чувство собственного достоинства.

Забегая вперед, скажем, что итогом его служения в Северной Америке, которое продлилось 14 лет, стало создание Экзархата, соединившего около 50 приходов. В 1938 году Владыка был возведен в сан митрополита.

С первых же дней Великой Отечественной войны митрополит Вениамин отдавал все силы делу помощи Родине. Он не сомневался: «Все кончится добром!». Во всех храмах его епархии ежедневно за Божественной литургией молились о даровании русскому народу победы над врагом.

Рассказывают, что 2 июля 1941 года митрополит Алеутский и Северо-Американский выступил с речью на грандиозном митинге в Нью-Йоркском Мэдисон-Сквер-Гарден, произведя на собравшихся огромное впечатление: «Всякий знает, что момент наступил самый страшный и ответственный для всего мира. Можно и должно сказать, что от конца событий в России зависят судьбы мира... И потому нужно приветствовать намерение президента и других государственных мужей о сотрудничестве с Россией... Вся Русь встала!... Не продадим совесть и Родину!» - эти слова, по свидетельству газет, буквально наэлектризовали многотысячную аудиторию. Патриотические чувства охватили массы русского населения в Америке. Митрополит Вениамин был избран Почетным председателем русско-американского Комитета помощи России и получил право в любое время суток входить с докладом к президенту США .

На Родине

В 1945 году наконец Владыка смог посетить Россию. Он участвовал в работе Поместного собора (31 января - 2 февраля 1945 года), в избрании и интронизации Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского), служил в московских храмах, общался с людьми. Он увез с собой теплейшие представления о русском народе - жертвенном, терпеливом, сохранившем веру, и это укрепило его в решении вернуться на Родину: «Сердечность, простота, скромность, дружественность светились почти везде. Стоило сказать где-нибудь ласковое слово приветствия, как в ответ на это почти мгновенно раскрывались уста сердечные, как лепестки розы навстречу теплому солнышку, и обливали вас дыханием и какой пламенной любви!» .

18 февраля 1948 года митрополит Вениамин вернулся на Родину и был назначен на Рижскую кафедру. «Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях радуйтесь»,- такими словами он приветствовал свою новую паству. Позже Владыка был переведен на Ростовскую кафедру, где пробыл до конца 1955 года. В ноябре 1955 года митрополиту Вениамину (Федченкову) Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского) определено было стать митрополитом Саратовским и Балашовским.

Несмотря на то что на каждой из своих кафедр он пробыл сравнительно недолго, он успевал сделать многое, стремясь возродить и наладить церковную жизнь в обескровленных епархиях после всех тех испытаний, которые перенесла Русская Церковь в Отечестве. Так, например, в Ростовской области к его приезду было 35 пустующих приходов, через год таких осталось всего лишь пять.

В России, как и за рубежом, он часто посещал приходы, совершал богослужения и проповедовал, а проповедник он был замечательный. Его архипастырские труды никогда не ограничивались какими-то хозяйственными хлопотами. Его особой заботой было дать пастве и духовенству правильное направление духовной жизни, прежде всего научить покаянию. Как свидетельствует сохранившийся документ, в 1956 году на совещании благочинных Саратовско-Балашовской епархии Владыка говорит не о финансах, не о взносах и налогах, как того можно было ожидать, а о... Святом Духе: «Начнем с самого главного, с разъяснения сущности христианства. Вот теперь все, читающие житие святого [Серафима Саровского], стали повторять бойко и даже с легкомысленным дерзновением его слова: "сущность в стяжании благодати Святого Духа"... Но, не думая о других, всмотримся в себя, в нас, православных: кто же теперь думает о благодати как главной цели нашей жизни? Да и знаем ли мы ее? Живем ли в Св. Духе?

И вдруг слышим преп. Серафима: "если кто внешне все это исполняет, не достигая благодатных результатов, хотя бы был и монах, тот,- "черная головешка", из коей уже не может произрасти живого дерева...

Страшно даже становится...

Омирщение проникло и в Церковь нашу.

Ныне Господь очищает свою Церковь горькими скорбями. Слава Ему!» .

«Святое дитя»

Владыку Вениамина всегда любил церковный народ. По сути - отвечал Владыке на его необычайный дар любви и доброжелательности к людям. Он обладал и еще одним совершенно исключительным качеством: «У него была какая-то изумительная простота,- отмечал митрополит Антоний Сурожский,- таких простых людей надо с фонарем искать». Он был абсолютно неприхотливым человеком, бессребреником, но, кроме того, по выражению того же митрополита Антония, «в каком-то удивительном смысле он умудрился многого не заметить». Не понимал он (не замечал), например, многих политических реалий.

Из уст в уста в кругах, близких к Патриарху Алексию I, передавалась такая забавная история. Будучи архиереем в Саратове, Владыка звонит Патриарху и спрашивает совета: как купить самолет? Они с матушкой Анной решили купить для епархии самолет, чтобы летать в Москву за продуктами, так как в Саратове достать продукты очень сложно... Потрясенный Патриарх начинает мягко уговаривать Владыку отказаться от этого плана... ввиду того, что аэродром в Москве страшно перегружен и слишком трудно будет вписать в график «епархиальный самолет»...

Есть в записках Владыки места, вызывающие недоумение и даже отторжение у современного читателя. Прежде всего - это теплые слова в отношении И.В. Сталина. В предисловии к одной из книг высказано мнение, что Владыка здесь не совсем искренен: «...Холод ГУЛАГа дует ему в спину, и он находит удобный литературный предлог, чтобы засвидетельствовать свою благонамеренность» . Но так ли это? Может ли поступать так человек, о котором вспоминал Владыка Антоний: «...Когда он вернулся в Россию много лет спустя, то был назначен не то в Саратов, не то в Самару. К нему пришел уполномоченный. Это было еще в сталинские времена. И вот, он сказал, что он - уполномоченный по делам Церкви и хочет с ним поговорить. Владыка Вениамин его спрашивает: «Ах да, вы коммунист и верующий?».- «Нет, я безбожник».- «Вон!»,- встал и сказал Владыка Вениамин. Тот несчастный вылетел, и через два дня Владыка Вениамин тоже вылетел. Он каким-то образом умел не видеть некоторых вещей».

Может быть, дело в другом - в том качестве святых, которое отмечал сам Владыка: «В том-то и величие истинных Божиих святых, что они, по богоподобию своей любящей души, не различают уже (хотя, вероятно, и знают) ни добрых, ни злых: а всех нас приемлют. Как солнышко сияет на праведных и грешников, и как Бог дождит на "благия и злыя" (Мф. 5, 45), так и эти христоподобные люди, или земные Ангелы, ласкою своею готовы согреть всякую душу. И даже грешных-то нас им особенно жалко. Недаром и Господь Иуду почтил особенным доверием, поручив именно ему распоряжение денежным ящиком... То и дивно во святых: это особенно и влечет к ним грешный мир» .

Вечер в Печорах

В феврале 1958 года Владыка ушел на покой и поселился в Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре, где провел последние годы своей земной жизни. Когда позволяло здоровье, он служил в монастырских храмах и проповедовал, приводил в порядок свое богатое духовно-литературное наследие - записки о богослужении, духовной жизни, дореволюционных монастырях, святых - помня, что на нем «лежит и долг благовествовать об этом, по слову Писания: ?Сердцем веруется в правду, устами же исповедуется во спасение?» .

Владыку Вениамина посещал и очень почитал в те годы будущий замечательный Печерский старец отец Иоанн Крестьянкин. Он особо запомнил и любил цитировать смиренные слова Владыки, выстраданные опытом: «Мы представляем собой существенную ненужность и никому не нужны, кроме Бога».

В последние годы своей жизни Владыка Вениамин пережил тяжелое испытание: после инсульта он лишился дара речи. Он отошел ко Господу 4 октября 1961 года, в день памяти святителя Димитрия Ростовского, и был погребен в Богом зданных пещерах монастыря.

Удивительный рассказ о последних днях Владыки Вениамина передал мне один священник. Ему, в свою очередь, рассказал об этом И.Н. Бируков - православный человек, москвич, недавно скончавшийся. Будучи верующим человеком, тогда, в советское время, неоднократно он приезжал паломником в Псково-Печерский монастырь, его там многие знали. С помощью монахини Анны (Обуховой) он смог посетить и Владыку, который был тяжело болен. Было видно, что Владыка очень хочет, изо всех сил старается пришедшему что-то сказать, но не может. Тогда мать Анна подвела паломника поближе, и Владыка... обнял, прижал к себе его голову. И это простое выражение любви значило больше всех слов.

В чем сущность христианства, трудно ли веровать образованному человеку, важен ли интеллект в вопросах веры, в чем назначение и смысл монашества, где граница самовнушения в восприятии мира?

Такие вопросы митрополит Вениамин (Федченков), известный иерарх Русской Православной Церкви, поднимает в книге «Беседы в вагоне», в основу которой положены реальные разговоры шестидесятипятилетнего святителя с «нерелигиозными», как они сами себя называют, людьми — гражданами советской России.

Божии люди

Оптина… Так сокращенно называли обычно этот монастырь богомольцы. Подобно и Саровский монастырь называли просто "Саров".

Иногда к Оптиной присоединяли и слово "пустынь", хотя пустынного там не было ничего, но этим хотели, вероятно, отметить особую святость этого монастыря.

Оптина находится в Калужской губернии, в Козельском уезде, в к верстах от города, за речкой Жиздрой, среди соснового бора.

Молитва Господня

Предлагаемая книга митрополита Вениамина (Федченкова) "Молитва Господня" ещё совсем недавно была доступна, пожалуй, только инокам Псково Печерского монастыря, так как единственный машинописный экземпляр этой книги хранился в келье у одного из старцев этой обители.

На рубеже двух эпох

«На рубеже двух эпох» — уже полюбившаяся читателю книга воспоминаний митрополита Вениамина (Федченкова, 1880-1961).

Владыка был свидетелем трех революций, двух мировых войн, жил в годы гонений на христиан, в эмиграции на себе ощутил всю тяжесть церковного раскола. Митрополит Вениамин пишет о своей жизни, вспоминает пережитое, но благодаря дару смирения в центре повествования оказывается не его личность, а время, в которое он жил, и люди, с которыми встречался.

Владыка — талантливый рассказчик, чуткий наблюдатель, у него внимательный глаз и острая память, и потому картины событий, выходящие из-под его пера, становятся живыми, а портреты современников — святого праведного Иоанна Кронштадтского, императора Николая II и императрицы Александры Федоровны, П.Н. Врангеля, Г.Е. Распутина и многих других — яркими и запоминающимися.

О вере, неверии и сомнении

Книга является своего рода биографическими заметками, которые сам святитель называл исповедью сердца.

Владыка искренно и без прикрас рассказывает о своем пути к Богу. Он размышляет о вере, о путях, ведущих к истине, о месте человека в этом мире и о смысле жизни, о религии и значении Православной Церкви в жизни общества и отдельного человека, об искушениях и сомнениях на пути богопознания, о Промысле Божием, о Божией благодати и помощи.

Митрополит Вениамин откровенно говорит о колебаниях и сомнениях, которые посещали его самого, когда после простосердечной детской веры хотелось веры «разумной», когда ум искал доказательств.

Митрополит Вениамин (в миру Иван Афанасьевич Федченков) родился 2 сентября (ст. ст.) 1880 года в селе Ильинка (Вяжли) Кирсановского уезда Тамбовской губернии. Отец Владыки - Афанасий Иванович - был крепостным крестьянином И. И. Баратынского, затем служил там же конторщиком. Семья жила трудно, в поте лица зарабатывая хлеб насущный. Но благодаря постоянному труду и самоограничению, родители сумели дать шестерым детям хорошее образование. Трое из них "пошли по духовной дороге".

Начальное образование будущий митрополит получил в земской школе в селе Сергиевка того же Кирсановского уезда, затем два года проучился в Кирсановском уездном училище (1891-1893), после чего последовательно окончил духовное училище в Тамбове и Тамбовскую Духовную Семинарию. Затем поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, в которой проучился до 1917 года, окончив Академию с ученой степенью кандидата богословия. В академии И. А. Федченков встретил духовного наставника архимандрита (впоследствии архиепископа Феофана (Быстрова,+1940), связь с которым сохранил и в дальнейшем, когда оба они, учитель и ученик, оказались в вынужденном изгнанничестве за пределами Отечества. Архимандрит Феофан был духовником и "аввой" Ивана Федченкова. Он же совершил его пострижение в монашество в ноябре 1907 года.

В декабре 1907 года монах Вениамин, нареченный при постриге в честь святого мученика диакона Вениамина (память 12 октября и 31 марта), был рукоположен во иеродиакона, а неделю спустя в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялось его рукоположение в сан иеромонаха.

В 1910-1911 годах отец Вениамин исполнял должность доцента Санкт-Петербургской Духовной академии по кафедре Пастырского богословия, Гомилетики и Аскетики. В декабре 1911 года отец Вениамин получил назначение на должность ректора Таврической Духовной Семинарии, а 26 декабря в Выборге он был возведен архиепископом Сергием (Страгородским) в сан архимандрита. В конце лета 1913 года архимандрит Вениамин получил новое назначение, заняв пост ректора Таврической Духовной Семинарии.

События февраля 1917 года застали архимандрита Вениамина в Твери. События эти, как видно из книги воспоминаний владыки Вениамина, далеко не бескровные, вызвали у него чувство сердечной скорби по поводу разгоравшегося братоубийства. Осенью 1917 года он был избран ректором Таврической Духовной Семинарии. В феврале 1919 года архимандрит Вениамин (Федченков) был хиротонисан во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии, и определен на должность настоятеля Херсонесского монастыря в Одессе.

Весна 1920 года ознаменовалась для викария Таврической епархии вступлением в белое движение. По приглашению генерала П. Н. Врангеля он возглавил военное и морское духовенство Русской Армии. Как епископ Армии и Флота (таков был новый титул владыки) он координировал деятельность военных священников, выезжал на фронт, под его руководством осуществлялось издание газеты "Святая Русь". Он прошел вместе с белыми до конца и оставил пределы России в ноябре 1920 года.

В Константинополе епископ Вениамин вошел в состав Высшего Церковного Управления за границей, а также стал членом образованного при генерале Врангеле Русского Совета. Осенью 1923 года по приглашению архиепископа Савватия (Врабец,+1953), находившегося в юрисдикции Константинопольского Патриарха, епископ Вениамин стал его викарием в Карпатской Руси, входившей в то время в состав Чехословакии. Летом 1924 года епископ Вениамин жил в "Петковице", но монастырем не управлял, посвятив себя монашескому деланию и работе над богословскими сочинениями. Летом 1925 года епископ Вениамин был приглашен митрополитом Евлогием (Георгиевским,+1946) в Париж в качестве инспектора и преподавателя Православного Богословского Института имени преподобного Сергия.

В 1927 году подал прошение об увольнении на покой и, получив из Москвы соответствующий указ, удалился в пустынный скит св. Саввы Сербского, где жил вдвоем с сербским монахом-подвижником. В скиту владыка подвизался в 1927-1928 годах,

В мае 1933 года владыка Вениамин выехал в Америку, где он должен был прочитать цикл лекций о Русской Православной церкви. В ноябре 1933 года владыка Вениамин был назначен архиепископом Алеутским и Северо-Американским с оставлением экзархом Московской Патриархии в Америке.

В годы Великой Отечественной войны митрополит Вениамин стал одним из вдохновителей мощного патриотического движения, охватившего все слои русской эмиграции.

В декабре 1944 года митрополит Вениамин получил из Москвы приглашение прибыть на Поместный Собор. В начале 1945 года после 25 лет изгнанничества митрополит Вениамин вновь вступил на родную землю. Он участвовал в работе Поместного собора, в избрании и интронизации Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского,+1945), совершал богослужения в московских храмах, общался с церковным народом, с духовенством и иерархами.

В феврале 1948 года владыка окончательно возвратился на Родину и был назначен на Рижскую кафедру. В марте 1951 года митрополит Вениамин был переведен на Ростовскую кафедру, где пробыл до конца 1955 года. В эти годы он особенно сблизился со святителем Лукой, архиепископом Симферопольским и Крымским (+1961) - знаменитым "святителем-хирургом", подвижником благочестия. Затем Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского) митрополиту Вениамину (Федченкову) определено было быть митрополитом Саратовским и Балашовским. К этому времени состояние здоровья владыки сильно ухудшилось. В 1958 года владыка ушел на покой и 27 февраля 1958 года поселился в Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре. Когда позволяло состояние здоровья, служил в монастырских храмах и проповедовал, приводил в порядок свое богатое духовно-литературное наследие. В эти последние годы он пережил самое тяжелое испытание - лишился дара речи.

4 октября 1958 года, в день памяти святителя Димитрия Ростовского, владыка Вениамин почил о Господе и был погребен в пещерах монастыря. Место его погребения окружено почитанием братии и благочестивых паломников.